Главная задача Познера в беседах с оппонентом (идеологическим противником) — не дать ему показать ни глубины своего интеллекта, ни цельности мировоззрения, ни полноты анализа, ни красоты мысли; выставить его оправдывающимся, беспомощным перед каверзными вопросами и бессильным в построении законченного сообщения.

На протяжении многих лет, в своей телепрограмме, Познер использует один и тот же небольшой набор приемов по разрушению убедительности и содержательности ответов оппонента и, судя по всему, никто этого не замечает. Соглашаются на приглашение и наивно рассчитывают поделиться своими взглядами со зрителями в длинной передаче на центральном канале.

Сходство подобных приемов у разных ведущих, на разных каналах и радиостанциях, говорит о получении этих знаний и навыков на специальных «семинарах» и тренингах на Западе. Вкупе с личными уловками, усвоенные приемы могут годами вводить зрителей в заблуждение, а «гостей» заставлять теряться. Уловки Познера, конечно, вырабатывались когда-то в других, личных целях. Например: прищур – чтобы казаться умным, вкрадчивость голоса – вызывать доверие, улыбчивость по поводу и без – располагать с умыслом. В реальности, такое лицемерие могло служить прикрытием недостатков и внутренних терзаний от низкой самооценки.

Сочетание всех этих факторов дает необходимый деструктивный эффект, под внешней мнимой благопристойностью и рациональностью происходящего.

Вошедшие в привычку, наигранные неуместные улыбки, спокойный (вкрадчивый) голос и прищур способствуют созданию ложной атмосферы располагающей доброжелательности, искренности внимания и интереса к собеседнику, понимания. Все это мешает приглашенному и зрителям увидеть картину происходящего в реальном свете.

На самом деле, одна только манера задавать предлинные вопросы, дает ведущему много преимуществ (как мы имели возможность убедиться на примере программы с Михаилом Хазиным). Сам вопрос может быть коротким, но он используется для того, чтобы подложить под него пространное рассуждение с примерами, фактами, предположениями-утверждениями. Это дает ведущему возможность:

— неограниченно распоряжаться вниманием зрителя

— сокращать эфирное время оппоненту

— беспрепятственно ставить под сомнение его убеждения, взгляды и результаты деятельности

— техническими приемами сужать границы ответа

— заставлять оправдываться и выкручиваться под гнетом подтасовок, передергиваний и искажений, вставленных в пространное вступление к вопросу

— вынуждать доказывать обоснованность и логичность своих прошлых высказываний, вместо возможности представить, созданную личным опытом и знаниями, рациональную систему взглядов (как было и с Хазиным)…

В результате, ведущий публично выстраивает какой-то свой, ложный и непривлекательный образ оппонента, от имени которого последнему трудно отвечать. Сначала приходится опровергать и ломать «свой» недостоверный образ, а потом рассчитывать сказать что-то по существу. Но это «потом» не наступает никогда.

Намеренно суженные границы ответа лишают оппонента главного условия – привычного построения мысли. Одно дело – свободно излагать свою мысль, другое – обходить выставленные в вопросе «ограничители» и «указатели», вдумываться и входить в заданную тему с неудобной стороны. В такой ситуации неизбежны вводные слова и предложения, которые становятся легкой мишенью для зацепок и придирок Познера, с удовольствием неучтивости комкающего ответ и коверкающего строй и порядок мыслей говорящего.

Логично было бы на терпеливо выслушанный пространный вопрос дать собеседнику право на развернутый ответ. Нет, перед Познером стоит другая задача. Он постоянно перебивает: поправляет, якобы уточняет, вклинивается в ответ цепляющими и отвлекающими вопросами на побочно затронутые отвечающим факты, обстоятельства и фамилии. Все это выматывает, изнуряет собеседника (даже такого вежливого как Хазин) и который может решить, в конце концов, закончить мысль, игнорируя бестактные встревания. Но и тут Познер не отходит от своего деструктивного плана и просто говорит одновременно с оппонентом.

В результате, лицо оппонента, пусть и отдаленно, непроизвольно выражает недовольство и возмущение происходящим, в отличие от Познера, натренированного на сохранение внешнего спокойствия и заранее готового хладнокровно душить препирательством любую попытку обстоятельного сопротивления. А тот кто волнуется и с трудом не закипает выглядит в глазах доверчивого зрителя менее убедительным.

Плюс ко всему, разница положения ведущего и приглашенного в том, что разговор идет (еще и публично) о личности приглашенного, что само по себе всегда волнительно, к тому же труднее отвечать на вопросы, чем задавать их.

При всем этом, имея огромное преимущество перед гостем, находясь в привилегированном положении, Познер не проявляет великодушия, не помогает человеку, а еще больше усложняет ему задачу.

Нельзя сказать, что получается это у Познера хорошо, как, впрочем, и все остальное, начиная с работы пропагандиста социалистического строя. Ведь, ему верят все меньше.

Доказательством того, что требуется больше ума отвечать на вопрос, чем задавать его, может послужить короткое интервью Познера одному российскому телеканалу в начале 2000х. Его спросили, что он думает о закрытии программы Фила Донахью на американском телевидении, якобы по причине низкого рейтинга. Познер, встав на защиту «друга», сказал, что напротив, ему известно о высоком рейтинге данной программы. Добавил еще что-то, но сочтя себя не достаточно убедительным, ввернул пример: мол, когда они с Донахью вели телемост США-СССР, при Горбачеве, у них тоже были огромные рейтинги, но американская сторона, тем не менее, закрыла проект. Когда им объяснили причину, они возразили, примерно так: «Но это же цензура!», и услышали ответ: «Называйте это как хотите».

Познера никто не перебивал и не запутывал в этом интервью, он сам запутался, желая выглядеть более убедительным. В итоге, вместо простой поддержки Фила, проговорился о наличии в США цензуры уже в те, советские времена (а мы уверены, что она была всегда), хотя уже лет пятнадцать к тому моменту вещал об отсутствии таковой. Познер даже на простой вопрос не смог ответить так, чтобы не сказать лишнего. И сам не понял что сболтнул.

Может быть, он и до сих пор верит в отсутствие цензуры в США, но, на всякий случай, вместо — «свобода слова», стал чаще использовать ее укороченный вариант – «свобода». Ведь, сегодня даже Познер понимает бессмысленность обвинений России в отсутствии «свободы слова». Безопасней для своей «репутации» пенять на недостаток просто «свободы», которая, как понятие, и без того абстрактное, было еще больше размыто под цветной переворот в СССР, в 91м году.

Не имея внутреннего содержания, либеральные деятели СМИ могут только транслировать присвоенные чужие идеи и мысли и «объяснять» преимущества, или недостатки чего-то уже созданного другими людьми. Они не способны генерировать мысли, ставить задачи и создавать – только паразитировать. Поэтому им необходим собеседник, чтобы утверждаться на его фоне, оппонируя заученными чужими сентенциями и обращая на себя внимание колкостями и издевками.

Поскольку «паразитам» с несамостоятельной, шаблонной речью и мыслью было бы трудно добыть собеседника, то «кураторы» наделили их (теле/радио) властью, после чего, к сожалению, люди стали вынуждены, ради зрителей и слушателей, приходить сами.

Если не уметь по факту разоблачать ложь, парировать издевки и ставить на место за любое искажение смысла сказанного, то лучше было бы взять пример с Трампа и вообще не давать интервью фейк-СМИ и фейк-персонажам.

Игнорировать либеральные СМИ – единственный способ продемонстрировать их незначительность и лишить возможности вести системную антироссийскую пропаганду на фоне достойных и порядочных людей.

Обманываются те, кто, дискутируя на телевидении с недоброжелателями России, фашистами и русофобами, почти с гордостью, оправдывает это наличием в стране «настоящей свободы слова». Причинно-следственная связь заключается в обратном — свободу слова навязали для того, чтобы недоброжелатели, русофобы и враги могли беспрепятственно вести публичную агитацию среди населения, пропагандируя недоверие и ненависть к собственной культуре, истории и политике, и таким образом приучать людей не бояться ближе и ближе подбирающегося к ним зла.

Павел Гортаков