Д. Быков― Такого спектакля, который нам сейчас выдали с арестом Серебренникова, никакому Серебренникову не поставить. Многие вчера в толпе у Басманного суда говорили, что это его лучшая постановка. И действительно, вот эти аплодисменты, которые вспыхивали в толпе, как обычно провожают художника во время похорон… Ну, иногда, я думаю, теперь можно и во время суда, потому что это было единственно доступное нам средство его поддержать.

Это все театр террора, который имеет своей целью как-то занять публику. Ну, публику можно занимать разными вещами: можно, например, строительством, можно борьбой, можно иногда войной. А если на все это нет ресурса, то такое подростковое развлечение, немножко такое онаническое, рискнул бы я сказать, когда вся толпа занимается вот этой детской радостью травли, детским удовольствием от того, что травят не тебя, ну и созерцанием публичных расправ — что тоже, конечно, очень греет сердца инфантильных, недозрелых людей, тех, у которых нет радостей более высокого порядка, потому что травля, швыряние костей толпе — это радости порядка очень низкого.

Но это, мне кажется, единственный сегодня способ создать какую-то иллюзию борьбы с воровством. Потому что, конечно, когда речь идет о «воровстве» Серебренникова (в кавычки беру это «воровство», потому что оно не доказано) и о бухгалтере Масляевой, совершенно беззащитной, и о Малобродском, и на этом фоне мы читаем расследование Навального — тогда понятно, что правосудие в России очень избирательно и что главная вина Серебренникова, конечно, заключалась в другом. Она заключалась и не в фильме «Ученик», потому что плевать им на фильм «Ученик». И даже мне, понимаете, не интересна та конкретная мелкая логика, которая привела к этому преследованию. Кому-то перешел дорогу — кто-то обиделся, кто-то настучал, неважно.

Есть высшая логика, которой эти персонажи следуют интуитивно. А высшая логика заключается в том, чтобы сегодня подбрасывать народу казни — нехитрое развлечение. Мы все знаем, что взят может быть каждый в любое время и за что угодно. И по большому счету все, что мы можем делать — это вот собираться у Басманного суда и аплодировать, аплодировать даже непонятно чему — то ли приговору, то ли суду, то ли собственной солидарности. Я хорошо помню, как во время маршей по Сретенке (там есть такая гора, с которой хорошо видно хвост шествия) все аплодировали себе. «Какая огромная толпа! Как нас много!» «Боже, какими мы были наивными! Как же мы молоды были тогда!» Иными словами, мне кажется, что логика террора — это логика инфантильного сознания, которое не знает более высоких удовольствий.

Чем это закончится? Понятно, чем это закончится — чем заканчивается всегда. А как скоро закончится? Думаю, что скоро. Но в историческом масштабе… Понимаете, что такое «скоро» для истории? «Для Вселенной двадцать лет мало», — как мы помним из песни хрестоматийной. Другое дело, как мне кажется, что количество людей, способных наслаждаться репрессиями, в России с каждым очередным витком этого театра все-таки меньше, потому что какое-то воспитание происходит же. Люди же понимают, что сегодня пришли за Серебренниковым, а завтра — за ними. То есть момент восторга от того, что это не ты, становится все короче. Поэтому мне кажется, что либо понадобятся очень сильнодействующие средства — и тогда все закончится быстро; либо это будут по-прежнему точечные удары — и тогда есть шанс как-то еще год-другой тянуть.

В принципе же, разочарование, по-моему, стало очень массовым, причем обоюдным. Есть же еще разочарование людей, ожидавших от Путина гораздо больших злодейств, а он, как у Салтыкова-Щедрина, «чижика съел». До сих пор еще вполне активные и чрезвычайно многословные люди, которые верят, что надо было идти до Киева. И они разочарованы тоже. Всегда, когда не можешь предложить ни полноценной святости, ни полноценного зверства, ни творческого труда, ни масштабного садизма, оказываешься виноват во всем. Так что мне представляется, что это такой все-таки виток, а не окончательный триумф растления. Как это пойдет дальше? Посмотрим.

А что касается самого Серебренникова, то, если он сейчас нас слышит… А я думаю, что возможность слышать радио-то у него есть. Кирилл, я очень горжусь знакомством с вами. Я вас считаю замечательным и интересным человеком. Я никогда с вами не согласен. Очень много из ваших постановок, и особенно «Изображая жертву», вы знаете, вызывают у меня самый горячий протест. Но в искренности ваших подвигов и вашей честности, и в интересе вашем, в ваших поисках, в их абсолютной органичности и в отсутствии какой-либо ангажированности, чтобы вы ни ставили, — в этом я не сомневаюсь абсолютно. И поэтому большой вам привет! И ждем вас на воле. Будем вас изо всех сил ругать за новые постановки.