Хакамада: «Как я могу остановить большого, великого Путина?»

— Ирина, вы уже семь лет вне политики. Эти годы для вас счастье какое-то, наверное? Скинули груз, и теперь свобода!

— Да, но непростое счастье. Выйдя из истеблишмента, все равно делать что-то интересное непросто после 15 лет в политике. И я же не просто вышла… Я вышла после президентской кампании 2004 года против Путина.

Это все запомнили. И когда я ушла, у меня был фактически волчий билет, опала, я нигде не могла устроиться на работу.

— Ну да, когда вы баллотировались, в газете «Коммерсант» появилось ваше открытое письмо, ну очень антипутинское, где вы его обвиняете в гибели людей в «Норд-Осте».

— Да, там были обвинения в жесткой форме. Но я писала про то, что это был не властью подготовленный теракт, во что многие тогда играли, про то, что не смогли спасти людей.

— Да, но это была газета Бориса Березовского. Тогда говорили, что он вам поставил условие: ты выступаешь с антипутинским посланием, а я финансирую твою предвыборную кампанию. Так?

— Это неправда, не было такого. Понятно, что ассоциация здесь прямая: если «Коммерсант» принадлежит Березовскому, значит, он все и финансирует. Березовский ничего и не финансировал. На 50% меня финансировал Невзлин, а на 50% — бизнес, который анонимно закрывался, изобретая всякие схемы, чтобы их всех не утрамбовали.

— Значит, вы сами решили напасть на Путина?

Объясню почему. «Эхо Москвы» и вся либеральная общественность обвинили меня в том, что я мобилизую кремлевские выборы и работаю на Путина, что я «пятая колонна» Кремля. Я долго это терпела.

Даже то, что меня финансировал Невзлин, не помогло. «Все равно она с Кремлем», — считала либеральная общественность. Вот такие это товарищи — вместо того чтобы объединяться, они, как ФСБ, все время на лояльность проверяют. Поэтому я и сделала это заявление, чтобы все отвалили. Плюс я была в гневе, потому что когда я вышла из «Норд-Оста» в надежде, что можно протянуть время и подготовить штурм, а он потом неожиданно начался… И после этого вот так угробить 150 человек, кучу оставить в инвалидах, не оказав реальной помощи, не изучив инфраструктуру, как подвозить людей к больнице… Мне эти люди удушенные два месяца снились.

Так что я преследовала две цели: высказать все, что я по этому поводу думаю, наконец и, во-вторых, одновременно отмежеваться, что я не имею никакого отношения к Кремлю. Если бы я имела отношение, меня поддержал бы Чубайс. А он меня не поддержал. Зато потом каждый из тех, кто меня обвинял, когда входил в предвыборную кампанию, спокойно во всем участвовал, и никто ему уже ничего не говорил.

— А почему вы обращали внимание на то, что одна либеральная баба сказала? Нужно же быть свободной от тех, кто шушукается по углам, делать свое дело и чувствовать собственную правоту. А вы зачем-то решили оправдаться.

— Понимаете, выборы — это же не творение личной картины, мне нужны были голоса, то есть консолидировать протест. Вот я его таким образом и консолидировала. А либералы мне в этом мешали.

— Ну и нажили в результате личного врага в виде Владимира Путина. Вы же это понимали? Хотя, судя по тому, что вы были на двух последних встречах Путина с народом, теперь он уже вам не враг.

— Ну, не знаю. Я думаю, что не враг. Теперь я для него либерал в законе.

— Известно, что Путин не любит предателей, но уважает врагов. А вы и не друг, и не враг…

— Да, если ты работал, а потом предал, то ты предатель. Если ты никогда не шел на сотрудничество… А у меня был миллион предложений, но я честно говорила: «Ребята, не могу, меня не устраивает режим». Они это знают. А это уважуха. Поэтому терпят. И второе: я все-таки вышла из политики, поэтому я безвредна. И еще: я Хакамада, а это уже тоже неперспективно в России. Я — женщина, и это неперспективно в России. Так что я безвредна втройне. Кроме того, я принципиально за диалог, если он возможен. И я никогда лично не оскорбляла президента. Я вообще не переношу в политике вот этих прилагательных чувственных — кошмарный, ужасный… Политика — вещь сложная, здесь нет друзей, нет любви, нет места чувствам. Здесь есть место только пассионарным мечтам, а дальше профессионализм.

— С вашей точки зрения, президент Путин — это пассионарный человек?

— Нет. Пассионарий, мне так кажется, романтик. Путин может быть сентиментальным, он точно не предает своих, держит слово… Но он не романтик.