Российский режим уже давно из авторитарного превратился в тоталитарный, пишет журналистка Маша Гессен на страницах Libération. По ее словам, нынешнее состояние политической системы России напоминает «старую колымагу», которая десятилетиями пылилась в гараже, но каким-то чудом все еще едет, представляя опасность как для пассажиров, так и для окружающих.
Ведь «русский мир» Владимира Путина не ограничивается бывшим СССР, а стремится даже за его пределы, предостерегает Гессен.
Не успели западные лидеры осознать, что Владимир Путин – авторитарный лидер, как российский режим снова изменился, пишет российско-американская журналистка Маша Гессен на страницах Libération. С тех пор как Путин вновь стал президентом в 2012 году, Россия познала политический упадок, объявила войну своему соседу Украине, а также вмешалась еще в один конфликт далеко от своих границ. После этого международное сообщество объявило ее изгоем, а ее экономика вступила в режим свободного падения, говорится в статье. Но, несмотря на все это, Путин еще больше укрепил свои позиции во власти, иными словами – он больше не довольствуется авторитаризмом, а стремится создать тоталитарное государство, все признаки которого уже сегодня можно увидеть в России.
Вместе с тем, отмечает Маша Гессен, этот политический процесс, который длится в течение трех с половиной лет, не похож на то, что было раньше. Отныне речь идет не о том, чтобы построить тоталитарное государство, а о том, чтобы модернизировать старое. «Представьте, что у вас есть машина, которой вы перестали пользоваться, – рассуждает журналистка. – Вместо того чтобы ее продать или сдать в утиль, вы больше двадцати лет продержали ее на тормозных башмаках в гараже.
Но тут, под действием импульса, вы вновь ставите ее на колеса. К вашему большому удивлению, она все еще едет. Вначале она немного дергается, но стартер срабатывает, скорости вновь переключаются, двигатель совершает регулярные обороты, фары зажигаются и даже старое радио после нескольких потрескиваний начинает работать. Вы счастливы и ведете этот старый, чудесным образом воскресший автомобиль. Однако вы не знаете, что за эти два десятилетия могло проржаветь. Вы даже не знаете, остался ли бензин в бензобаке и едете ли вы благодаря запасу хода. Вы за рулем старого привычного автомобиля, но вы рискуете, ступив на путь сомнений».
По мнению Маши Гессен, эта метафора прекрасно объясняет явление российского тоталитаризма. Путин уже давно разрушил российскую избирательную систему и взял под контроль СМИ и экономику. Кроме того, он внедрил в российское общество идеологию традиционных ценностей, которая изначально возникла как средство усмирения оппозиционных протестов в 2011-2012 годах, подчеркивает журналистка. Чтобы свести на нет эту волну недовольства, российский лидер сперва попытался оклеветать демонстрантов, назвав их американскими агентами и порождениями Хиллари Клинтон, но это не сработало. Тогда он определил всю культуру протеста как гомосексуальную культуру – чуждую и враждебную, противопоставив ее российской культуре традиционных ценностей. В то же время пришлись кстати идеи философа Александра Дугина, говорившего о столкновении цивилизаций и о противостоянии России западной экспансии.
Зачастую тоталитарные идеологии считаются сложными и последовательными системами, но с точки зрения истории это ошибочно, настаивает Маша Гессен. На самом деле, тоталитарные идеи абсурдны и примитивны. Также стоит отметить, что концепция традиционных ценностей – это синоним экспансии, полагает автор статьи. Многие политики считают, что Путин стремится воссоздать СССР, но в действительности цивилизация традиционных ценностей (или «русский мир») постоянно меняется. Она может включить в себя как Украину, где Россия защищает свои ценности при помощи танков и обстрелов, так и Сирию.
Что же позволяет Путину взять под контроль одну из самых процветающих и амбициозных стран Европы и в один миг сделать ее общество покорным, а государство – экономически и политически изолированным, задается вопросом Маша Гессен. В любом случае, если «наша старая колымага все еще едет», то это только потому, что она более двадцати лет стояла на месте и никто не потрудился за это время вновь поставить ее на ход или отправить под пресс.
Маша Гессен
Свежие комментарии