Гозман рассказал, как Хинштейн, Коротченко и Зюганов накинулись на него в студии Первого канала

Допустим, страна влезла в войну где-то на краю света. Начальство сказало, что для превентивного удара. Некоторые, тем не менее, сказали, что ради понтов – чтоб уважали, признали за пацана, т.е. за великую державу. Но война началась. Сначала бомбили – клубы пыли и песка по телевизору. Потом взяли город.

Потом сказали, что операция завершена. Потом снова бомбили. Потом сдали город. Потом отбили город обратно.
Это я, естественно, про Пальмиру, которую теперь подают как доказательство того, что все было сделано правильно. На ток-шоу «Первая студия» ведущий даже спросил меня, не хочу ли я признать свои прошлые ошибки – ведь вот, как здорово, все получилось.
Разумеется, динамика положения на фронте никак не влияет на оценку войны, как таковой. Я, как и многие, считаю, что война в Сирии не имеет никакого отношения к обеспечению безопасности нашей страны и ее граждан, что она преследует «геополитические цели» - чтоб боялись, чтоб везде звали, чтоб сохранить последнего союзника и т.д. Наши сограждане – летчик сбитого турками бомбардировщика, морпех, погибший во время спасательной операции, 224 пассажира самолета над Синаем, две медсестры, четверо военных, подорвавшихся на днях на фугасе военные и многие, к сожалению, другие погибли защищая не Родину, а амбиции ее руководства.
Но когда я это, примерно, сказал, мои оппоненты – носители нравственности - Хинштейн, Коротченко, Зюганов и еще какие-то мне неизвестные, но не менее достойные люди, возмущенные моим цинизмом, стали говорить о том, что погибшие выполняли присягу, поехали в Сирию добровольно, и вообще – советники, а не войска.

Ну а я – известно кто!
Не знаю, какую присягу выполнял годовалый мальчик, летевший в самолете над Синаем, и остальные пассажиры этого рейса? Не понимаю, почему статус советника оправдывает смерть? Готов согласиться – не имею доказательств обратного - что большинство наших в Сирии и даже все, погибшие там, написали заявление об отправке туда действительно добровольно, а не под давлением, как это кое-где порой бывает. Более того, готов согласиться, что они не только честно выполняли свой воинский долг, но верили, что воюют за правое дело.
Но ведь претензии не к ним, а к тем, кто их туда послал. А теперь хотят, чтобы естественное уважение к погибшим распространялось и на тех, кто виновен в их гибели.